СТАРАЯ ТАХТА
Есть у нас тахта, старая-престарая. Она, как ящик, открывающаяся. Время словно
схоронилось, спряталось в нашей тахте. Фокусник в цирке кладет красотку в
ящик, потом распиливает ящик посередке - в одной половине голова остается,
из другой ноги торчат, - потом под аплодисменты зрителей соединяет обе половины,
вот точно так же словно и со временем поступили, заложили его когда-то в нашу
тахту, и ничего с ним не сделалось...
В уголке тахты лежит сверток, в свертке хранится одежда моего отца. Эта одежда
запомнилась мне навсегда, потому что отец, когда был жив, частенько меня упрекал:
- Стесняетесь. Стыдитесь родителей. Что не красиво одеваемся, не изящно выражаемся,
что лица рябые, что сами слепые, что невежды... А между прочим, такое вот
платье было на твоей матери, когда она носила тебя в своем чреве, да. И в
этой самой одежде я перешел Араке... А вы? Родителей своих стыдитесь... нашего
грубого наречия стыдитесь... Смотри хорошенько, запомни: эта одежда видела
турецкий ятаган, ее стегали плеткой, она дрожала от страха, унижалась, молила
о жизни... наконец, эта одежда воевала...
Что и говорить, не раз портил мне кровь отец своим ворчанием. Но когда его
не стало, когда он сделался воспоминанием, его слова словно оплели сверток
со старой одеждой и затаились в углу тахты.
Я раскрываю тахту. Беру в руки обветшалую одежду. Она прохладная, выцветшая
и какая-то вся твердая и грубая... Отчего-то я медлю, и вдруг до моего слуха
долетает глухой шепот: «Я взбиралась на крутые скалы, я пряталась в расщелинах,
одна пуля прошла сквозь мой рукав, я была в толпе беженцев, я спала у монастырских
стен... я дошла до самой России... меня часто повергали ниц, но я поднималась,
всегда...»
Я грустно улыбаюсь. Одежду эту, возможно, шили в одной из эрзерумских мастерских;
сукно, пожалуй, английское, а может, французское или даже турецкое, кто знает...
«Я делила судьбу армянскую», - снова слышится мне, и лохмотья тяжко вздыхают,
словно стонут.
Я складываю одежду и хочу ее снова спрятать в тахту, одежда шуршит, и я явственно
слышу «а-ах...».
И вдруг во мне рождается странное, быть может, нелепое желание. Я напяливаю
на себя старые лохмотья, выхожу на улицу и начинаю свое шествие по Абовяна.
Я вышагиваю по главной улице Еревана, а люди смотрят мне вслед, недоуменно
пожимают плечами, смеются, кое-кто испуганно шарахается в сторону. Хохот усиливается.
Вот уже двое зевак увязались за мной, ходят по пятам, шуточки отпускают. Я
не обращаю внимания. Пусть себе потешаются.
- Какой модерн... - ухмыляется один.
- Старший брат, а старший брат, - подхватывает другой, - выкройку с брюк не
дашь?
Я теряю самообладание и кричу гневно:
- Эта одежда... из Эрзерума! И я вижу: люди на улице замирают, потом становятся
по обе стороны мостовой, как почетный караул, ! и я несу сквозь этот строй,
гордо проношу на себе одежду отца.
| Дополнительная информация: |
| Источник: Агаси Айвазян. «Кавказское эсперанто». Повести, рассказы. Перевод с армянского. Издательство «Советский писатель», Москва, 1990г. Предоставлено: Ирина Минасян |
| См. также: |
|
Интервью Наталии Игруновой с Агаси
Айвазяном. |