ДИАЛОГ ЛЬВА ТОЛСТОГО С ЕГО ЛОШАДЬЮ
Лев Николаевич никак не мог полностью насладиться своим восторгом, раствориться
всем существом в безмятежности природы, почувствовать ровную зеленую поляну
и горизонт, куда был направлен его взор... Какая-то точка мозга, небольшой
очаг его был так сильно возбужден, что тормозил весь мозг, мешал работе мысли.
Было особенно досадно, что этот взбудораженный очаг такой незначительный,
крохотный, а самое неприятное - причиной возбуждения послужила маленькая бытовая
неурядица. А поскольку у Льва Николаевича были возвышенные и благородные мысли,
над которыми постоянно витал дух божий и ощущалось присутствие бога, то эта
житейская передряга воспринималась как инородное тело, как нечто чуждое, что
давило и мешало целому. Иное дело - простые смертные. Вся их жизнь состоит
из таких осязаемых неприятностей, и эта неполадка была бы для них лишь одним
звеном в цепи постоянных житейских невзгод и быстро забылась бы.
Итак, Лев Николаевич смотрел на сине-зеленый горизонт и постепенно проникался
присутствием бога, стараясь при этом погасить маленький очажок в мозгу. Он
восторгался природой и чувствовал ту великую истину, что бог - это разум,
что добро, истина, вечность и бог - это одно и то же. И он даже забыл, что
сидит на лошади.
Лошадь тоже смотрела на горизонт, и, странное дело, она глядела в ту же самую
точку, что и Лев Николаевич.
- Хорошо, правда? - сказала Лошадь.
- Прекрасно!.. И величественно... Настолько величественно, что, можно сказать,
естественно, то есть истинно... а истина - это ведь добро, - сразу откликнулся
Лев Николаевич, не совсем сознавая, кто задал ему вопрос. Это было так нормально,
настолько связано с природой, с этой местностью, погодой, с этой минутой,
с этим точным ощущением духа божьего, что великий писатель воспринял вопрос
как нечто само собой разумеющееся. То был, возможно, и голос мысли самого
Толстого.
- Вы чувствуете связь горизонта с лесом? - вновь заговорила Лошадь.
- Еще бы, - тихо прошептал Писатель.
- Вы чувствуете, как лес переходит в долину? В долине нет только деревьев,
а в остальном все то же. И воздуха там больше... Он в долине удивительно вкусный
- кисловатый, приятно щекочущий легкие.
Лев Николаевич, ощущавший это собственными легкими, в ответ лишь мягко улыбнулся,
как улыбаются после долгого сладкого сна.
- Видите, долина переходит в ущелье, ведь ущелье - та же долина, только в
другой форме, продолжение единого тела, - сказала Лошадь.
- Да, - задумчиво произнес Писатель, в то же время чувствуя, что осадок от
утреннего разговора с Софьей Андреевной не позволяет ему до конца раствориться
в этой умиротворенности.
- А с ущелья начинается холм, - говорила шепотом Лошадь. - На холмике много
мягкой мелкой травы, и, когда ложишься на нее, ощущаешь тело земли.
«Хорошо сказано - тело Земли», - подумал Писатель.
- Я очень люблю тело земли, - продолжала Лошадь. - Мне бы хотелось прильнуть
к нему, почувствовать его формы, впитать его запах, целовать его ноги, лоб,
его руки, губы...
Льву Николаевичу тоже захотелось почувствовать тело земли, почувствовать,
а не осмыслить, и, представив его в виде человеческого тела, он как будто
понял.
- Наши тела - это продолжение тела земли, - произнесла Лошадь, словно угадав
мысли всадника.
Толстому передалось ее благородное вдохновение.
- И все они чувствуют друг друга, - сказал он, не сознавая, что давно уже
вступил в беседу со своим конем.
- Все это чувствуют и понимают... Только бы они оставались такими, какими
их создал бог.
- И понимали бы то, что чувствуют.
- Они это понимают... Важно только не потерять своей индивидуальности.
«Индивидуальность?» - подумал Писатель.
- Своей личности, своего «я», - поправилась Лошадь.
- Природа - единый разум, - сказал Писатель, - а разум - это бог. - И, инстинктивно
подстегнув себя неприятным воспоминанием, сказал: - Человек должен быть умным,
и он обретет бога... Разум ведет к богу, разум ведет к истине и. добру!..
Будьте же, будьте же умны! Это ведь вам же на пользу.
В словах Толстого слышалась усталость от бытовых мелочей, от несовместимых
взглядов его близких, от досадных мыслей и недобрых порывов, рождающихся внутри
его существа, от всего того, что противно великому разуму. И снова всплыл
в памяти давешний тягостный разговор с Софьей Андреевной.
Прохлада скользнула по зеленой долине, и легкая дрожь пробрала его до костей.
Толстой натянул поводья, чтобы повернуть коня - пора было возвращаться. Но
Лошадь не повернула головы. Она была недвижима и вся устремлена вперед. Лошадь
была очарована картиной природы - вечерняя прохлада освежила ее усталое тело,
а постепенно сгущающийся на горизонте темно-зеленый цвет был приятен глазу,
напоминал детство и мать, которая в это время дня особенно нежно ласкала ее.
Толстой вновь натянул поводья. Лошадь не могла оторваться от картины и не
в силах была побороть себя.
- Пошли, - сказал Толстой.
«Не хочу», - подумала Лошадь, но не посмела сказать этого вслух, потому что
существовали давно установившиеся отношения между конем и всадником, и они
ничего общего не имели с их диалогом.
Толстой уже начал немного нервничать. Прекрасный наездник, он бывал даже польщен,
когда на многочисленных фотографиях его изображали сидящим на коне. В его
посадке ощущалось достоинство опытного ездока, и на ипподроме многие позавидовали
бы его осанке.
«Постоим еще немного, - подумала про себя Лошадь. - Через минуту лес воспроизведет
удивительный аромат, который присущ ему только в этот час; Это минуты его
вдохновения перед тем, как погрузиться в сон, его последний выдох... Мы с
матерью с раскрытыми легкими ждали выдоха леса... Это мгновение, когда деревья
и кусты, насекомые и травы, корни растений, поры земли и шипы - все вместе
и едины... Это час слияния, час тела земли... Подождем же еще немного...»
Но эти слова Лошадь произнесла только про себя, и Толстой не услышал их...
Он совсем озяб и снова, на этот раз сильнее, натянул поводья. Удила вошли
коню под язык, он даже сложился вдвое, но Лошадь опять не повернула головы.
Толстой вынужденно вонзил каблуки коню в бока. Лошадь почувствовала сильную
боль и очнулась.
И, довольный тем, что даже в этом возрасте сохраняет великолепную осанку,
Толстой направился к своей усадьбе.
Лев Толстой и Лошадь возвратились домой.
| Дополнительная информация: |
| Источник: Агаси Айвазян. «Кавказское эсперанто». Повести, рассказы. Перевод с армянского. Издательство «Советский писатель», Москва, 1990г. Предоставлено: Ирина Минасян |
| См. также: |
|
Интервью Наталии Игруновой с Агаси
Айвазяном. |