Because of multiple languages used in the following text we had to encode this page in Unicode (UTF-8) to be able to display all the languages on one page. You need Unicode-supporting browser and operating system (OS) to be able to see all the characters. Most of the modern browsers (IE 6, Mozilla 1.2, NN 6.2, Opera 6 & 7) and OS's (including Windows 2000/XP, RedHat Linux 8, MacOS 10.2) support Unicode.

Примечание: нумерация страниц сохранена, чтобы данный текст можно было использовать для цитирования. Расположение текста и иллюстраций также по возможности сохранено как в оригинале.

Георг Гоян

2000 ЛЕТ АРМЯНСКОГО ТЕАТРА
ТОМ 1: ТЕАТР ДРЕВНЕЙ АРМЕНИИ

---

Содержание   Обложка, титульная страница, и т.д.   Содержание (как в книге)
А. Дживелегов о книге Георга Гояна   От автора

Введение   Глава I   Глава II   Глава III   Глава IV   Глава V   Глава VI

Примечания и источники   Указатель иллюстраций
Указатель имен и названий   Предметный указатель

---

[стр. 101]

Глава вторая

ТЕАТР В АРТАШАТЕ

1. Что до сих пор писалось об
Арташатском театре

ТО МОЖЕТ узнать читатель об Арташатском театре царя Артавазда, если он будет пользоваться многократными, но лаконичными упоминаниями²⁹ о нем армянских исследователей? Наиболее подробно говорится о нем в упомянутой уже книге Г. Левоняна. Поэтому я приведу целиком все сказанное им по данному поводу.

«В 53 году до н. э. большая римская армия под главнокомандованием Марка Красса выступила в поход против парфянской Персии. Парфянские войска, выступившие ей навстречу под предводительством спарапета Сурена, дошли до Армянской Месопотамии (Харрана). В это самое время парфянский царь Ород (57—37 до н. э.) находился в Армении, где по политическим соображениям (?)

[стр. 102]

готовил свадьбу своего сына Пакора с сестрой Артавазда. Армянский царь устроил пышное торжество, чтобы достойно отпраздновать свадьбу. Однажды, после пира, состоялся спектакль. Играли «Вакханок» Эврипида. Присутствовали оба царя, многочисленные вельможи и придворные. Вдруг (?) приезжают в Арташат³⁰ посланцы Сурена во главе с Силлакесом и привозят с собой голову римского полководца Краcса. В тот момент спектакля, когда Язон в маске одного из действующих лиц трагедии — Пентея (?) — декламировал соответствующее место, входит Силлакес, отвешивает глубокий поклон и показывает зрителям голову Красса. Поднимается неописуемый шум восторга, радостное ликование и гром рукоплесканий. Язон сбрасывает с лица своего маску Пентея (?), хватает голову Красса и взволнованно и страстно произносит следующие фразы трагедии:

Мы приносим с гор домой рога оленя,
Только что убитого на нашей счастливой охоте»³¹.

Вот и все, что сказано профессором Гарегином Левоняном об Арташатском театре Артавазда П. Это описание спектакля (повторяю, относительно более подробное, чем у других авторов) свидетельствует о полном непонимании дошедших до наших дней ценнейших материалов и вдобавок содержит фактические ошибки.

Во-первых, не пояснено, какими именно политическими соображениями руководствовался Ород, устраивая бракосочетание сына своего Пакора с се-

[стр. 103]

строй Артавазда, хотя это имеет прямое отношение к интересующей нас теме.

Во-вторых, «Вакханки» были исполнены не в честь свадьбы и не после свадебного пира, а после пира по случаю победы над Римом³².

В-третьих, когда оба царя со своими приближенными смотрели трагедию Эврипида «Вакханки», «актер трагедии по имени Язон Траллиец» исполнял не роль Пентея, как ошибочно указывает Гарегин Левонян, а «то, что об Агаве», как это совершенно точно и прямо сказано у Плутарха³³.

В-четвертых, наш исследователь, перепутав мать с сыном, рассказывает неведомо откуда взятые им подробности о том, как актер «Язон сбрасывает с лица своего маску Пентея»³⁴.

В-пятых — и это главное — суть дела вовсе не в случайном стечении обстоятельств., которым якобы воспользовался находчивый актер Язон. Все обстояло куда сложнее и интереснее.

Что же в действительности происходило перед глазами зрителей арташатского спектакля?

Изучение общей политической обстановки, внимательное чтение и анализ первоисточников дают нам совершенно иную картину описанных событий и позволяют сделать важные выводы для одной из первых глав истории театра народов СССР.

2. Политическая обстановка

Сперва займемся изучением политической обстановки. На первый взгляд может показаться, что это лишь уводит в сторону от интересующей нас темы.

[стр. 104]

Но, как в дальнейшем увидит читатель, только уяснив политическую ситуацию того времени, можно правильно реконструировать хотя бы некоторые сцены первого известного нам спектакля эллинистического театра Армении.

С появлением римских легионов на берегах Евфрата и Тигра «для древней Армении создалось тяжелое и мучительное состояние политического буфера, которое потом длилось долгие века» (Я. А. Манандян³⁵). Оказавшись между двумя могущественными государствами — Римом и Ираном, как между молотом и наковальней, Армения вынуждена была, вопреки своим жизненным интересам, принимать участие в ожесточенных и бесконечных войнах, периодически вспыхивавших между соседними великими державами.

В такой сложной политической обстановке Артавазд вступил на отцовский престол. Задача заключалась в том, чтобы, не поступись интересами своего государства, осторожно лавировать между соперничавшими могучими державами. Со времен заключения арташатского мира Армения была объявлена «другом и союзником Рима». Парфия, сознавая грозную опасность, нависшую над ее западной границей, вынуждена была искать сближения с Арменией. Артавазд пошел на это сближение, и между парфами и армянами установился мир.

Политика строгого нейтралитета, которой старался придерживаться Артавазд, подверглась, однако, серьезному испытанию. Один из триумвиров, Красс, разделяя власть с Цезарем и Помпеем, получил в свое управление Восток. Он решил, начать

[стр. 105]

Рис. 13. Артавазд Второй.
Организатор и вдохновитель эллинистического театра в северной столице Армении — Арташате, первый армянский драматург. Жил с 96 (94?) по 31 год до н. э.

Серебряная монета, увеличенная в 4 раза
(Исторический музей, Ереван).

[стр. 106]

войну с Парфией, надеясь легкими победами над парфянами затмить славу Лукулла и Помпея и приобрести большие богатства. В осуществлении этого плана он рассчитывал на помощь своих союзников, в том числе Армении.

Перед Артаваздом встала трудная задача. Ненавидя всей душой Рим, он вместе с тем понимал нежелательность конфликта с ним. Как повествует Плутарх, Артавазд прибыл в лагерь Красса «с шестью тысячами всадников — то были, как их называли, царские телохранители и проводники». Царь убеждал Красса вторгнуться в Парфию через Армению, обещая ему провиант и помощь. Он ему указывал, что, двигаясь через Армению, римские войска будут защищены горами и вообще местностью, неудобопроходимой для конницы — основной силы парфян. «Красс остался очень доволен расположением царя и его щедрой помощью, но сказал, что пойдет через Месопотамию, где оставлено много храбрых римских воинов. После этого царь армянский уехал»³⁶.

Как показали дальнейшие события, Артавазд обнаружил не только великолепные стратегические способности, предложив римлянам вполне правильный с военной точки зрения план похода. Артавазд проявил и выдающийся талант дипломата. Он дал своему союзнику совершенно верный совет, заведомо зная, что самоуверенный Красс, ослепленный надеждой на легкую победу, откажется от кружного пути через горы и изберет прямую и более краткую месопотамскую дорогу к парфянской столице Ктесифону (см. цветную карту).

[стр. 107]

Артавазд ясно понимал, какому риску подверг себя легкомысленный полководец, отвергая его военный план. Но мудрому правителю Армении было выгодно, чтобы война между римлянами и парфянами развернулась в пустынях Месопотамии, а не в горных долинах Армении. И он, формально выполнив свой союзнический долг перед могучим Римом, вернулся к себе на родину, вполне резонно заявив, что для успеха общего дела ему необходимо, во-первых, заняться подготовкой вспомогательных войск в помощь Крассу и, во-вторых, защитить свою страну от карательной экспедиции парфянского царя Орода I.

Главные силы парфян с их знаменитой конницей возглавил Сурен. Парфянский полководец составил смелый план: отступлением заманить римлян в пустыню и там их разгромить. В тщетной погоне за бегущей конницей Красс углубился далеко в пески Месопотамии. Постепенно римляне стали догадываться, что попали в ловушку.

«В это время, — говорит Плутарх, — явились послы от Артавазда армянского с рассказами о том, как жестоко страдает он в напряженной борьбе с обрушившимся на него Ородом. Лишенный поэтому возможности послать подмогу, он советует Крассу или — что лучше всего — повернуть и, соединясь с армянами, сообща бороться против Орода, или итти и становиться лагерем, всегда избегая мест, удобных для конницы, и придерживаясь мест гористых. Но Красс в гневе и безрассудстве своем ничего в ответ не написал и велел лишь сказать, что теперь у него нет времени для Армении, а позже он

[стр. 108]

явится туда для расправы с Артаваздом за его предательство»³⁷.

Умный и проницательный квестор Красса — Кассий (впоследствии один из заговорщиков, убивших Цезаря) вместе со своими товарищами иначе отнеслись к поступку и доводам Артавазда, считая их правильными. «Они вознегодовали на Красса» (Плутарх³⁷).

Посольство Артавазда — новое свидетельство его дальновидной дипломатии. Впечатление, произведенное его посольством на окружение Красса, уже подрывало возможное в будущем обвинение в нарушении союзнических обязательств. Грубый же ответ Красса, его угрозы и нежелание действовать по взаимно согласованному плану целиком оправдывали якобы вынужденное заключение сепаратного мира с Парфией в целях самозащиты от опустошающего похода Орода.

Сближение с Парфией было вполне возможно, так как Артавазд на деле не участвовал своими военными силами в римско-парфянской войне. А поход Орода на Армению, повидимому, был показной диверсией, рассчитанной на то, чтобы заставить Артавазда держать свои войска внутри страны. Сложившаяся ситуация была умело использована Артаваздом. Безрассудный ответ Красса развязал ему руки, и он вполне открыто и смело пошел на сближение с Ородом.

Между тем изнуренное римское войско продолжало двигаться вперед. Наконец, после многодневного тяжелого похода на широком поле близ арабского торгового города Карры римляне увидели

[стр. 109]

парфянское войско, которое уже не отступало, а, напротив, шло на них грозной силой.

9 июня 53 года до н. э. произошло знаменитое сражение при Каррах, завершившее прекрасно осуществленный военный план парфян, вошедший в мировую историю как великолепный образец стратегического отступления. И. В. Сталин по этому вопросу писал: «Я думаю, что хорошо организованное контрнаступление является очень интересным видом наступления... Еще старые парфяне знали о таком контрнаступлении, когда они завлекли римского полководца Красса и его войска в глубь своей страны, а потом ударили в контрнаступление и загубили их»³⁸.

Римлянам было нанесено настолько ужасное поражение, что они не смогли даже подобрать тела павших воинов и предать их погребению. «Говорят, — писал Плутарх, — что римлян погибло здесь всего двадцать тысяч, а живыми было взято десять тысяч человек»³⁷. Марк Красс с небольшим отрядом пытался бежать в сторону Армении, но на пути был окружен парфянами и в свалке сперва тяжело ранен, а затем убит.

Крассу отрубили голову и правую руку. Это сделал некий парфянин Помаксафр.

Кассий Дион передает интересную деталь: взяв голову Красса, парфяне «влили ему в рот расплавленное золото, сопровождая это оскорбительными насмешками, ибо Красс, невзирая на свое невероятное богатство, был необычайно жаден к золоту»³⁹. Иосиф Флавий в «Иудейской войне» также говорит о расплавлен-

[стр. 110]

ном золоте, влитом в рот Крассу⁴⁰. Об этом же факте сообщает Флор⁴¹.

Сведения из этих источников взаимно подкрепляют друг друга. Но, несмотря на это, один из наших современников — Реглинг — подверг сомнению достоверность приведенных сообщений⁴².

Немецкому историку Реглингу, видимо, не понравился рассказ о таком виде «восточного гостеприимства». И, объявив безапелляционным тоном, что считает приведенный рассказ только легендой, он тут же был вынужден признать, что нет дыма без огня. По его мнению, это вариант рассказа о подобной же суровой расправе, какая была учинена над другим известным римским полководцем — Манием Ацилием — в войне с Митридатом Евпатором. В качестве доказательства приводится ссылка на сообщения Аппиана и Плиния.

Замечания Реглинга, по моему мнению, не опровергают сообщений Иосифа Флавия (I век н. э.), Флора (II век н. э.) и Кассия Диона (рубеж II и III веков н. э.) о позорной участи Марка Красса. Они скорее подтверждают их ссылкой еще на двух античных авторов той же эпохи — Плиния Старшего (I век н. э.) и Аппиана Александрийского (II век н. э.), которые повествуют об аналогичной судьбе Мания Ацилия.

Действительно, если в войне Рима с Митридатом понтийским, которая предшествовала войне Рима с Ородом парфянским, была уже однажды разыграна символическая сцена подобного «угощения» непрошенного гостя, то почему такая же сцена не могла быть разыграна еще раз? Ведь

[стр. 111]

Рис. 14. Mapк Красс.

Старинная гравюра, воспроизводящая изображение,
приписываемое Крассу.

[стр. 112]

повторить куда легче, чем впервые выдумать. Замечания Реглинга лишь отнимают у парфян право на авторство, но не более.

Но не только эти общие соображения заставляют нас отвергнуть мало обоснованные сомнения Реглинга. Наибольшее значение имеют бесспорные данные, характеризующие самого Марка Красса. Ведь не случайно бесславно погибший в шестидесятилетнем возрасте Марк Лициний Красс носил выразительное прозвище Dives.

Даже Плутарх, весьма снисходительный к слабостям римских политических деятелей, признает, что «сребролюбие» было пороком, «выдававшимся среди всех других» пороков Красса. «Главным доказательством его корыстолюбия может служить тот способ, каким он нажил себе деньги и огромное состояние». Плутарх поясняет, что Красс особенно разжился на проскрипциях диктатора Суллы. «Если говорить правду, далеко не делающую ему чести, — Красс добыл свои богатства из пламени пожаров и войн, воспользовавшись общественными бедствиями как средством для скопления огромных барышей»⁴³.

Несмотря на расточительные расходы, состояние Марка Красса, по оценке Плиния, было не менее 200 миллионов сестерций, что равнялось 8.300 талантам (около 17 миллионов рублей золотом)⁴⁴.

Общеизвестны были широкие ростовщические операции Красса, а временами прямые грабежи в захваченных им городах. В качестве примера можно сослаться на ограбление Иерусалимского храма. Об этом сообщает Иосиф Флавий.

[Карта]

[стр. 113]

«Собираясь в поход против парфян, Красс явился в Иудею. Тут он похитил храмовые деньги, оставшиеся от Помпея (на сумму в две тысячи талантов), а также имел дерзость утащить из храма всю золотую утварь (на сумму в восемь тысяч талантов). При этом он присвоил себе также штангу из червонного золота весом в триста мин, а наша мина весит два с половиною фунта»⁴⁵.

Приведенные данные, мне кажется, бесспорно доказывают, что парфяне хорошо знали страсть к золоту римского ростовщика, двинувшегося в поход за новой добычей.

Мне хочется сопоставить рассказы о судьбах Мания Ацилия и Марка Красса не только в части, касающейся «утоления» их жажды золота. Их участь была одинаковой и в другом отношении.

Как сообщает Аппиан Александрийский, когда Митридат Евпатор взял в плен Мания Ацилия, «наиболее виновного» в развязывании войны, он его «связанного всюду возил на осле, громко объявляя зрителям, что это Маний, наконец, в Пергаме велел влить ему в горло расплавленное золото, позором этим указывая на римское взяточничество»⁴⁶.

Нечто подобное сделал и Сурен с Крассом. Правда, ему не удалось осуществить свое намерение и захватить римского полководца живым. Кассий Дион пишет, что, видя безнадежность положения, сами римляне предпочли умертвить тяжело раненного Красса и тем самым избавить его от позора³⁹. Однако римлянам не удалось спасти Красса от мести парфян. Сурен распустил слух, будто ве-

[стр. 114]

зет триумвира в Селевкию живым. Одного из пленных римлян, очень похожего на Красса, посадили на лошадь и приказали называть его «императором Крассом». Впереди ехали на верблюдах несколько трубачей и ликторов. На их топоры были насажены недавно отрубленные головы римлян. За ними шли селевкийские гетеры — певицы, «распевавшие множество непристойных и смешных песен насчет изнеженности и трусости Красса»⁴⁷.

Эту «комическую процессию, — пишет Плутарх, — Сурен в своей заносчивости назвал триумфом»⁴⁷. Не может быть, чтобы Плутарх не понимал того, что сам писал. Ведь из его рассказа видно,, что Сурен не себя сделал «триумфатором», а Красса. Заискивающий перед Римом Плутарх, вероятно, не хотел называть вещи своими именами. Не «заносчиво», а издевательски Сурен назвал это зрелище «триумфом». Это была злая пародия на триумфальные шествия, которыми римский сенат удостаивал своих выдающихся полководцев за наиболее крупные победы. Кстати сказать, не в этом ли пристрастном отношении Плутарха к Риму кроется объяснение того, что он умолчал о золоте, влитом в рот римскому триумвиру, в то время как три историка античности упоминают о таком конце Красса?

Впрочем, сетовать на Плутарха не приходится. Он все-таки сообщил нам немало весьма интересных подробностей. Из сопоставления его рассказа с рассказом Аппиана становится ясно, что сущность дела не меняется от того, что Ацилий был посажен на осла, а двойник Красса — на лошадь, что над

[стр. 115]

Рис. 15. Артавазд Второй.

Серебряная монета, увеличенная в 4 раза
(Исторический музей, Ереван).

[стр. 116]

Ацилием издевались при жизни, а над Крассом — после его смерти. Если парфянский полководец счел нужным устроить политическую демонстрацию в виде псевдотриумфального шествия к Селевкии «императора Красса», издеваясь над его изнеженностью и трусостью, то вполне правдоподобна и другая символическая сцена издевки еще над одной общеизвестной слабостью обезглавленного врага. На самом деле, что может быть более выразительной эмблемой наказанной алчности, чем залитая золотом глотка?

Итак, мне кажется, что нет надобности более доказывать внутреннюю связь и одинаковый политический смысл агитационной символики этих «шествий» и «награждений» расплавленным золотом. Это золото, «отданное» Крассу, и «почет», который воздавали ему в посмертном «триумфе», стоят одно другого. Перед нами первые звенья той цепи, конец которой мы найдем в такой же преднамеренной агитационной символике арташатского спектакля.

К этой теме я еще вернусь, когда Помаксафр вместе с посланцами Сурепа привезет свои трофеи в Арташат к Ороду I, уже находившемуся в то время в столице Армении.

3. Политика и театр

Как было сказано, Артавазд после отказа Красса действовать совместно с ним заключил союз с вчерашним своим противником — Ородом. Одной из наиболее торжественных форм подтверждения не-

[стр. 117]

Рис. 16. Эврипид.
Имя гениального античного драматурга навсегда связано с историей армянского театра постановкой его трагедии «Вакханки» 2000 лет тому назад у подножья Арарата.

Мраморный бюст, считающийся лучшим и подлинным
изображением драматурга (Неаполь).

[стр. 118]

зыблемости заключаемых политических союзов издавна служило установление родственных связей между домами господствующих династий. Так и в данном случае в Арташате было назначено упомянутое бракосочетание сестры Артавазда с наследником парфянского престола Пакором.

По мнению армянского историка П. Астуряна, это бракосочетание и участие Артавазда в свадебных торжествах и ликованиях еще не доказывали, что Армения объявила себя враждебной Риму. Артавазд в качестве независимого царя просто заключил с парфянами сепаратный мирный договор. Все его поведение отчетливо показывает последовательную тенденцию соблюдать строгий нейтралитет⁴⁸.

Следует иметь в виду, что одну из своих дочерей Артавазд выдал замуж за галатского царевича. А в те времена Галатия находилась в полной зависимости от Рима. Таким образом, двумя упомянутыми свадьбами — дочери с наследником галатского царя Дейотара и сестры с наследником парфянского царя Орода — Артавазд продемонстрировал свое желание жить в мире и с Римом и с Парфией.

Артавазд был слишком крупным государственным деятелем, сознававшим свою ответственность за судьбу страны, чтобы пренебрегать могуществом Рима. Как опытный дипломат, он хорошо знал цену каждому неосторожному слову. Он всячески стремился не восстанавливать против себя римлян, вводя их в заблуждение внешне дружелюбным к ним отношением.

По существу, поступки Артавазда были военной хитростью. А борьба Артавазда за сохранение неза-

[стр. 119]

Рис. 17. Эврипид.
Мраморный бюст (Мантуя).

[стр. 120]

висимости своей страны была справедливой борьбой, которую поддерживали правящие классы армянского народа, хотя и не всегда понимавшие сложную дипломатию своего царя. Этим, кстати говоря, мне кажется, объясняется весьма нелестный и, как мы видим, несправедливый отзыв Мовсеса Хоренаци об Артавазде II. Историк осуждает царя за то, что тот якобы «не совершил никакого мужества или храбрости»⁴⁹.

Так или иначе, но можно считать бесспорным, что арташатская свадьба должна была продемонстрировать прочность только что заключенного союза сильнейших в то время государств Передней Азии. А по своей сути это был военно-политический союз, направленный против агрессии Рима.

Именно в этот момент пришла радостная весть о полном разгроме вторгшейся армии ненавистных захватчиков. Воочию было доказано, что римлянам можно наносить сокрушительные удары, тысячами брать их в плен и обращать в бегство римских полководцев. В довершение торжества было доставлено убедительное доказательство победы: отрубленные Помаксафром голова и рука Красса. Какое все это вызвало ликование!

Помаксафр был приглашен на пиршество во дворец Артавазда. Но армянскому царю недостаточно было пира для того, чтобы отпраздновать победу над ненавистным Римом. Артавазд, который был, как уже сказано, соправителем своего отца Тиграна II, конечно, не забыл того дня, когда римский полководец Лукулл вошел в столицу Армении,

[стр. 121]

Рис. 18. Эврипид, вручающий трагическую маску Скене.
Справа, на постаменте, Дионис.

Барельеф (Константинополь).

дотянувшись своей жадной рукой до несметных сокровищ Тигранакерта. (Грабеж Тигранакерта дал Лукуллу, по подсчету Г. Ферреро, около 65.000.000 франков золотом⁵⁰.) И вот через шестнадцать лет алчная рука другого полководца надменного Рима снова дотянулась до столицы Армении, но на этот раз оставив на границе Армении свое окровавленное туловище.

В свое время Лукулл отпраздновал победу спектаклями на сцене Тигранакертского театра. Что ж.

[стр. 122]

удивительного в том, что Артавазд захотел отплатить Риму кровавым спектаклем, поручив разыграть его труппе своего Арташатского театра!

Но даже пьянящая радость победы не могла заставить осторожного Артавазда действовать откровенней обычного. Оставаясь верным себе, он избрал такой остроумный и тонкий способ мести ненавистному противнику, какой можно сравнить, пожалуй, только с его же «советами» Крассу, о которых я говорил выше. Дальновидный Артавазд не хотел подчеркивать своего личного участия в демонстрации против Рима, осторожно полагая, что ему, возможно, еще придется отвечать перед Римом. Вместе с тем Артавазду хотелось «отвести душу» и отплатить Риму сполна за пережитые невзгоды.

Для достижения этой цели была избрана трагедия Эврипида «Вакханки». Благодаря блестящей (говоря нашим языком) «режиссерской» выдумке исполнение классической трагедии превратилось в исключительно острый злободневный спектакль, память о котором хранится вот уже 2000 лет.

В. Брюсов передал рассказ Плутарха в форме прекрасно написанного стихотворения «Победа при Каррах». Поэтическим воображением он воссоздал спектакль армянского эллинистического театра, превратившийся в политическую демонстрацию:

Катясь, упала на подмостки,
Надменный Красс, твоя глава.
В ответ на стук, глухой и жесткий,
По всем рядам, как отголоски,
Прошла мгновенная волна.

[стр. 123]

Все понял каждый. Как в тумане,
Вдали предстало поле Карр
И стяг армянский в римском стане.
И грянул гром рукоплесканий,
Как с неба громовой удар!⁵¹

Армянские зрители арташатского спектакля, быть может, очень хотели видеть «стяг армянский в римском стане». Однако, вопреки утверждению поэта, они его не увидели. Парфянин Помаксафр, собственноручно обезглавивший Красса, как мы дальше убедимся, не допустил неясного истолкования вопроса о том, кто одержал победу.

Тем не менее В. Брюсов был глубоко прав, когда задумался над тем, какое впечатление произвела на зрителей разыгранная перед ними символическая сцена, в которой голова надменного римского богача превратилась в... театральную бутафорию.

Насколько я знаю, еще никто при изучении истории театра древней Армении не обращался к тексту трагедии Эврипида, исполнявшейся в Арташате. Между тем сопоставление текста пьесы с описанием спектакля проливает новый свет на свидетельство Плутарха.

4. Исполнение трагедии «Вакханки»
в честь победы над Римом

В трагедии «Вакханки» царь Пентей опрашивает Диониса: «Откуда родом?» На этот вопрос бог отвечает: «Мне Лидия — отчизна».

Дионис, по Эврипиду, приходит в европейский греческий город Фивы из Азии. Жители Фив во главе со своим царем Пентеем не желают

[стр. 124]

ему поклоняться, как другим небожителям: он самый молодой из богов, да еще чужеземец. Окруженный своими спутницами — лидийскими, то есть азиатскими, вакханками (которых Дионис так и называет «жены Азии»), бог, явившийся в Европу с Востока, предстает перед Пентеем в образе загадочного иностранца.

Мне вспоминается интересный доклад Леона Калантара на сессии Академии наук Армянской ССР Б декабре 1944 года. Докладчик, пользуясь обширным историческим и филологическим материалом, убедительно доказал и ранее высказывавшуюся мысль, что культ Диониса, как и культ Артемиды, пришел в Европу из Азии.

Этот исторический экскурс позволяет понять, какой глубокий смысл имеют слова эврипидовского Диониса. В начальной сцене трагедии «Вакханки» бог Дионис произносит стихи, несомненно льстившие зрителям эллинистического театра Армении и полные для них злободневного политического содержания:

Покинув пашни Лидии златой,
И Фригию и Персии поля,
Сожженные полдневными лучами,
И страны Бактрии, и у мидян
Изведав холод зимний, я арабов
Счастливых посетил и обошел
Всю Азию, что по бережью моря
Соленого простерлась: в городах
Красиво высятся стенные башни,
И вместе грек там с варваром живет.
Всех закрутил я в пляске вдохновенной
И в таинства их посвятил свои⁵².

[стр. 125]

Рис. 19. «Вакханки».
Менады и Агава, держащая в руке голову своего сына Пентея, убитого ею.

Барельеф (Рим).

И только после этого, говорит зрителям Эврипид, Дионис явился в Фивы, «первый из городов Эллады», заставив его «подчиниться себе». Дионис заявляет Пентею при первой же встрече, что «все варвары уж чествуют его». «Умом слабее эллинов они», — пробует возразить Пентей, но слышит ответ Диониса: «Как в чем, — но в этом варвар выше грека».

В расплату за нежелание признать могущество бога производительных сил природы Дионис не только жестоко наказывает Пентея, подвергнув его мучительной казни, но предварительно предает публичному осмеянию. Он заставляет Пентея переодеться в женское платье якобы для того, чтобы вакханки его не узнали. Пентей сопротивляется:

[стр. 126]

В какой наряд? Неужто — в женский?
Стыдно.
Нет, я не в силах женщиной одеться...
...Посмешищем для них не стану.

Но в конце концов Пентей подчиняется и уходит переодеваться. Дионис, торжествуя, обращается к сопровождающим его азиатским вакханкам:

Сведи его с ума: он не захочет
В рассудке здравом женщиной одеться,
В безумьи же наденет, что велят.
Посмешищем для Фив хочу я сделать
Лихого супостата моего,
Ведомого средь них в наряде женском.

Околдованный чарами Диониса, Пентей появляется в женском наряде и даже сам требует: «По главным улицам веди!»

Невольно вспоминается уже приведенное мной описание процессии, устроенной Суреном для издевательства над Крассом. Парфянский полководец с полным правом мог бы повторить слова Диониса: он сделал всеобщим «посмешищем» «лихого супостата своего».

Но вернемся к злосчастному герою «Вакханок», покорно последовавшему в женском платье за всемогущим Дионисом на склоны Киферонских гор. Там, указав на Пентея, Дионис призвал вакханок: «Расправьтесь с ним!» И те выполнили приказание бога. Агава в состоянии вакхического исступления, сама того не ведая, участвовала в убийстве сына. Оторвав голову растерзанного Пентея, она надела ее на тирс, принимая ее за голову льва, убитого на

[стр. 127]

охоте. Со своим чудовищным трофеем в руках: Агава вернулась в Фивы. Когда чары Диониса прошли, несчастная женщина с ужасом осознала себя сыноубийцей.

Я напоминаю содержание «Вакханок» для того, чтобы привлечь внимание к вопросу: можно ли считать случайным выбор этой трагедии Эврипида для исполнения ее в армянском театре после победы над римскими легионами?

Я привел исторические данные, позволяющие судить, насколько осторожно действовал Артавазд, все время трезво учитывавший могущество Рима. Ореол непобедимости, сиявший над головами римских полководцев, помогал им, деморализуя их противников. Разгром крупной по тем временам римской армии под Каррами нанес серьезный удар военному престижу Рима. Естественно, врагам Рима хотелось превратить это поражение в доказательство некоей общей закономерности. Ведь в войне, которую вел Восток с наступавшим на него Римом, царям азиатских держав — Армении и Парфянской Персии — крайне важно было создать у людей своего лагеря уверенность в том, что победителями выйдут они, сыны Азии.

Наиболее убедительной для человека того времени была ссылка на волю богов. Боги, мол, обладающие непреодолимым могуществом, посвятили в свои таинства сначала жителей Азии, а затем уже Европы, показав тем самым, кто из простых смертных пользуется большим их покровительством. Во всем этом признается не кто иной, как прославленный драматург Европы — Эврипид.

[стр. 128]

Вот почему следует полагать, что «Вакханки» были исполнены в Арташате не в честь бракосочетания сына Орода с сестрой Артавазда, как это обычно думают, а в честь победы над Римом.

Самый факт выбора «Вакханок» для ознаменования победы над Западом — Римом — может служить достаточно убедительным доказательством той большой роли, какую играл уже 2000 лет назад театр в политической жизни древней Армении. Но есть и другие серьезные основания говорить об активном творческом использовании театрального искусства в политической борьбе во имя государственных интересов древней Армении.

Содержание   Обложка, титульная страница, и т.д.   Содержание (как в книге)
А. Дживелегов о книге Георга Гояна   От автора

Введение   Глава I   Глава II   Глава III   Глава IV   Глава V   Глава VI

ПРИЛОЖЕНИЕ: Примечания и источники   Указатель иллюстраций
Указатель имен и названий   Предметный указатель

 

Дополнительная информация:

Источник: Георг Гоян. «2000 ЛЕТ АРМЯНСКОГО ТЕАТРА. Том первый: Театр древней Армении», Государственное издательство «Искусство», Москва 1952 Предоставлено: Эдуард Мирзоян Отсканировано: Ваан Петросян Распознавание: Ирина Минасян Корректирование, верстка: Анна Вртанесян, Карен Вртанесян

См. также:

Георг Гоян. «2000 ЛЕТ АРМЯНСКОГО ТЕАТРА» Том второй: Театр средневековой Армении Аракел Даврижеци, Книга историй Иоаннес Драсханакертци, История Армении Закарий Канакерци, Хроника Симеон Лехаци, Путевые заметки