ОДНОЙ ЖИЗНИ МАЛО
Книга I: гл.1
гл.2 гл.3 гл.4
гл.5 гл.6 гл.7
гл.8 гл.9 гл.10
гл.11
гл.12 гл.13 гл.14
гл.15 гл.16 гл.17
гл.18 гл.19 гл.20
гл.21
Книга II: гл.1
гл.2 гл.3 гл.4
гл.5 гл.6 гл.7
гл.8 гл.9 гл.10
гл.11
гл.12 гл.13 гл.14
гл.15 гл.16 гл.17
гл.18
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Замок лорда Индингтона, напоминавший старинную крепость с готическими башнями, множеством окон и гипсовыми статуями в нишах, находился довольно далеко от Лондона. Резные ворота были распахнуты настежь, и карета по террасе, окруженной с двух сторон широкой стеной заботливо ухоженных кустов, подкатила прямо к замку.
Лакей, красуясь белоснежными перчатками и гетра ми, открыл дверцу кареты и почтительно застыл в ожидании гостя.
Эмин улыбнулся. Он улыбнулся не этому изысканному приему и услужливости лакея, а, скорее, тому, что он, Иосиф Эмин, нищий сын богатого торговца из Калькутты, без единого пенни в кармане, без всяких надежд на завтрашний день осмелился приехать в гости к одному из самых известных лордов Англии. Какая насмешка судьбы!
По обеим сторонам лестницы, ведущей в замок, были скульптурные изображения львов. Эмин давно слышал об этой знаменитой лестнице, которая называлась «Пробуждающиеся львы»,— первый лев, самый нижний, мирно спал, положив голову на лапы; второй уже пробуждался от сна; третий открыл глаз, а четвертый благодушно зевал.
На верхней площадке суетились слуги. Неожиданно Эмин почувствовал себя таким одиноким, никому не нужным, что подумал, как бы незаметно уйти, чтобы не подниматься на знаменитую лестницу, но было уже поздно. Наверху его встретил камердинер в богатом камзоле и провел в залу. В воздухе стоял аромат, от которого у Эмина закружилась голова. Он на мгновение остановился у дверей, чтобы прийти в себя. Но никто даже не взглянул в его сторону. Гости беседовали, шутили, обменивались новостями.
Ему вспомнился день, когда он впервые был принят в высшем обществе. И хотя было это не так давно, показалось сейчас далеким сном. Тогда его ждала миссис Монтегью, ждали все. Всем хотелось увидеть «беспокойного человека», армянина, приехавшего с Востока. Всеобщий интерес и внимание помогли ему преодолеть смущение. Он сумел тогда завоевать сердца англичан.
А сейчас никто не подходил к нему. Общество потеряло интерес к его особе. Ему всегда нужна новая игрушка, новое увлечение. А кто он сейчас? Неудачник. Люди любят удачливых и избегают слабых.
Эмин стоял в нерешительности. Что же делать? Он поискал глазами миссис Монтегью, понимая, что без ее покровительства он ничего здесь не добьется.
Неожиданно дверь напротив отворилась и появилась миссис Монтегью. Спасение пришло вовремя.
— О, my dear! — воскликнула она.— Почему вы, опаздываете?!
— Я пришел точно в назначенный час. Это вас не было.
— Я только на секунду вошла к миссис Индингтон. Бедняжка тяжело больна. Несколько добрых слов, улыбка — что еще нужно больному? Бедная миссис! А вы, почему вы такой растерянный и нерешительный? Пойдемте со мной.
Миссис Монтегью, взяв его под руку, силой увлекла в глубину зала.
— Не смущайтесь, Эмин,— добавила она,— леди и джентльмены ждут ваших историй!
Она произнесла все это громко, чтобы услышали окружающие, ибо тоже почувствовала, как безразличны к Эмину гости лорда Индингтона. Слава — жестокое испытание. Но Эмина не волновала слава.
Эмин уже не мог не подчиниться нежной и сильной руке миссис Монтегью и с тяжелым сердцем последовал за ней.
Еще несколько шагов — и Эмин очутился в плену у дам. Белоснежная пена воздушных платьев, открытые спины, декольте, драгоценности и блестящие украшения — миссис Монтегью, пожалуй, была права: мужчин, занятых политическими спорами, можно победить только с помощью женщин. Эмин, оказавшись в окружении очаровательных дам, попытался все же найти взглядом князя Голицына. Он хотел узнать, здесь ли русский посланник, но отыскать его сейчас было невозможно. Он растерянно опустился в кресло, обитое парчой. Дамы словно ждали этого, и тотчас посыпался град вопросов. Эмин вынужден был начать рассказ.
Сначала все выходило отрывочно, путано, но незаметно он увлекся. Он описал свое путешествие от Лондона до армянских гор и древних городов, пытался придать рассказу яркий восточный колорит. Дамы иногда вздыхали, потом стали громко восхищаться.
Заметив внимание женщин, мужчины тоже заинтересовались, приблизились к ним. Неожиданно Эмин заметил среди других доктора Минси. Прошло столько времени, а тот совсем не изменился. Как и прежде, поблескивала при ярком свете горящих свечей лысина. Эмин с улыбкой поклонился ему. Доктор Минси бросился к нему, протянул руки и воскликнул:
— Кого я вижу! Господин Эмин, господин Эмин! Где вы пропадали? Да вы все тот же почитатель женщин и их любимец!
— Господин Эмин отличный рассказчик,— вставила одна леди.
— Если женщина согласна с мнением мужчины, значит, она права,— улыбнулся доктор Минси и, попросив извинения, взял Эмина под руку.
— Миледи,— повернулся он к миссис Монтегью,— разрешите мне освободить вашего пленника.
— Ступайте, ступайте,— в ответ на вопросительный взгляд Эмина сказала миссис Монтегью,— князь там.
Эмин поспешно последовал за доктором Минси. Как только они подошли к другой группе мужчин, доктор положил руку Эмину на плечо и торжественно произнес:
— Господа, разрешите представить — Иосиф Эмин! Подумать только, этот человек совсем недавно вернулся с Востока.— Он улыбнулся.
— О господи! — вскочил лорд Индингтон с льстивой улыбкой хозяина дома, словно впервые его увидел.— Прошу вас, прошу! Вы, кажется, немного опоздали?
— Нет, я приехал точно в назначенный час, я...
— Его взяли в плен дамы,— подсказал доктор Минси,— мы только общими усилиями сумели одержать победу.
Лорд Индингтон легким движением руки представил сидящих:
— Мистер Джонас Хеной, автор «Истории Надир-шаха», доктор Секр, герцог Патл, князь Голицын, русский посланник.
Эмин не был знаком ни с, нем из них, но его интересовал только один — князь Голицын. Иронию столько времени, и он вряд ли помнит его.
Князь Голицын был в черном сюртуке, удивительно белое пышное жабо сидело на нем так туго, что казалось, вот-вот задушит. Он молча рассматривал свои ногти и, когда Эмин поклонился ему, слегка помахал пальцами правой руки в знак приветствия.
— Удивительное дело,— сказал доктор Секр, остановившись на полуслове, а потом продолжая начатый разговор,— увы, встречаются люди, которых сразу не распознать. Да, да, определить их характер просто не возможно, они так изменчивы...
— Но разве король Пруссии таков? — спросил Джонас Хеной, тряхнув своими довольно длинными волосами.— Да так ли, право?
— Мне посчастливилось несколько раз встречаться с его величеством королем Пруссии. Но если вы спросите меня, какая у него внешность, я, джентльмены, не смогу описать ее.
— Мы все, дорогой Секр, похожи друг на друга,— добавил доктор Минси.
— Нет,— неожиданно вмешался в разговор Эмин, он все время смотрел на князя, стараясь обратить на себя его внимание,— нет,— повторил он,— король Пруссии просто похож на извозчика.
Все на мгновение смолкли и удивленно переглянулись. На лицах было написано изумление, возмущение. В конце концов, король Пруссии был союзником Англии в последней войне, и говорить так о союзнике неприлично.
Как всегда, спас положение доктор Минси. Он неожиданно рассмеялся, а потом, еле сдерживаясь, сказал:
— Наш Эмин, несмотря на молодость, старый вояка. О» сражался в прусской армии. И несколько раз встречался с королем.
— Господа,— сказал Эмин,— простите, что вмешиваюсь в вашу беседу. Но речь шла о том, что мне хорошо знакомо. Поэтому разрешите объясниться.— Он повернулся к князю Голицыну, белый парик которого чуть съехал, открыв широкий лоб. Эмин, казалось, спрашивал позволения.
— Прошу вас, господин Эмин, прошу, мы все внимание, что вы хотели этим сказать? — Князь позабыл о ногтях и устремил взгляд на Эмина.
— ...Я служил в армии его величества, правда недолго, но я находился в его свите и часто с ним встречался. Доктор Секр прав, короля действительно невозможно описать.
— Это звучит весьма непочтительно,— сказал лорд Индингтон, растерянно улыбаясь.— Ведь он, в конце концов, король!
— Да простит меня лорд,— возразил Эмин,— но я все-таки продолжу. Лицо короля Пруссии действительно всегда кажется красным, но, как и лицо любого смертного, оно изменчиво. Иногда оно немного бледнело, иногда становилось почти бурым... Когда Фридрих думал, что победа обеспечена, когда он вообще бывал доволен, лицо его даже розовело. Когда же он боялся поражения или Вольтера, который мог написать о нем очередной памфлет, оно багровело.
Незаметно все притихли, Эмин снова оказался в центре внимания. Те, кто знал его раньше, шепотом рассказывали остальным, кто этот человек, зачем он приехал в Лондон, чего хочет.
Миссис Монтегью, покинув дам, приблизилась, села рядом с князем Голицыным и, обмахиваясь веером из слоновой кости, произнесла кокетливо:
— Князь, вы, видно, не знаете господина Эмина, впрочем, вы встречались у
миссис Ярмут, но, вероятно, не помните его. История его жизни куда более увлекательна,
чем рассуждения о цвете лица прусского короля. Господин Эмин совсем недавно
возвратился из Турции.
Он был в Армении, на своей родине, ездил туда с большой миссией. Князь, вы
несомненно знаете об этой стране. Великий царь Петр в свое время даже собирался
помочь ей.
— Да, да,— неожиданно вмешался Джонас Хеной, до этого молча слушавший миссис
Монтегью.— В своей «Истории Надиршаха» я останавливался на этой проблеме.
Армянин по имени Исраел Ори прибыл в Персию по специальному предписанию Петра
Великого, чтобы
разузнать о внутреннем положении страны. К сожалению, все это так и осталось
незавершенным.
— Господин Эмин живет теми же заботами, которыми жил Исраел Ори, вставила миссис Монтегью.
—И не только этими заботами, — Эмин вздохнул, вспомнив многочисленные неудачи, трудности, с которыми столкнулся в Армении. — Старая пословица гласит: «Один в поле не воин». И это верно. Армянам необходима поддержка, могущественная и сильная рука.
— А есть такая рука? — спросил князь Голицын, хотя прекрасно понимал, к чему клонит этот дерзкий господин.
— Видимо, необходимы внутренние преобразования? — снова заговорил лорд Индингтон.
— Преобразования? Какие еще преобразования? — удивился Джонас Хеной.
— Да, какие? — спросил, зевнув, доктор Секр, уже уставший от этих политических разговоров.
Нужна новая религия. Вспомните арабов. Новая религия пробудила их от векового сна, и они завоевали больше половины мира.
— Новая религия? — эти слова вывели Эмина из равновесия.— О, это старая песня, лорд!
Эмин отлично знал все беды армян, связанные с религиозными вопросами. Беды, которые начались с пятого века. После принятия христианства шли бесконечные войны, носящие религиозный характер. Знал и то, почему многие европейские державы не протянут Армении руку помощи.
Но Лорд Индингтон продолжал, не слушая Эмина:
— Вы конечно же знакомы с реформистским движением в Англии. Если бы Англия придерживалась старых порядков, жила, как в дедовские времена, она, вероятно, никогда бы не обрела демократические свободы.
— Свободы добиваются не сменой религии,— еле сдерживая гнев, сказал Эмин,— а оружием. Свобода, которую тебе подарили, подобна милостыне.
— В вас говорит только воин, господин Эмин,— не довольно закончил лорд Индингтон.
— Лорд, лорд,— улыбнулась миссис Монтегью, стараясь рассеять напряженную атмосферу,— не будь те так строги!
— Да, я воин,— отрезал Эмин.— Сила и просвещение! Чтобы вырваться из мрачных турецких ночей и черных персидских дней, необходимы оружие, меч и факел! Да, меч и факел!
— Не всегда, не всегда, господин Эмин.
Насмешливый тон лорда Индингтона вывел Эмина из себя. Он, так много повидавший на своем веку, но сохранивший доброе и уважительное отношение к старшим,— не выдержал, как не выдерживал каждый раз, когда, как говорится, нож доходил до кости. В нем снова поднял голову черный барс. Отбросив всякий этикет, он проговорил, сверкая глазами:
— Ваше сиятельство, пусть не обескуражит вас моя дерзость, но я отказываюсь вас понимать!
Миссис Монтегью, мягко улыбнувшись, попыталась остановить его, но не сумела. Остальные просто не пожелали вмешиваться. Им это даже нравилось.
— Прошу вас, продолжайте,— растерянно улыбнулся лорд Индингтон.
— Моя родная земля,— сказал Эмин,— подобна огромному куску мяса на шомполе. Прохожие отрезают себе долю, а мясо все жарится и жарится на огне...
— И что же?
— А то, что от нее остались лишь обугленные кости. А вы говорите о религии, вместо того чтобы залить огонь водой. Вы... вы язычник!
Услышав эти слова, лорд Индингтон метнул на Эмина гневный взгляд, миссис Монтегью залилась краской, а доктор Минси попытался обратить все в шутку. Но напрасно. Эмина била дрожь. Он не желал, да и не мог оставаться здесь. Быстро поклонившись, он удалился. Князь Голицын доброжелательно улыбнулся ему вслед.
Позднее Эмин узнал, что многие сочли его грубым, неотесанным мужланом. Даже доктор Минси разгневался. Недовольна была и миссис Монтегью. Но князю Голицыну понравилась его смелость. И он пригласил Эмина посетить его в посольстве.
Небольшой, но очень красивый особняк, в котором располагалось посольство России
в Англии, находился на высоком берегу Темзы. Когда Эмин пришел, князь завтракал.
Эмина пригласили пройти. Без парика, лысый, в домашнем сюртуке, невысокого
роста, с брюшком, князь показался ему совсем другим человеком. Очень скоро
Эмин понял, что князь непосредственный человек с простым характером. На столе
кипел русский самовар, в вазе лежали пряники. Полуофициальная беседа незаметно
стала задушевной. Эмин поведал князю о своем первом путешествии и Армению,
о надеждах и разочарованиях, о внутренней жизни Турции и ее противоречиях.
Это государство, кажущееся таким сильным, давно прогнило из-за произвола,
жестокости, бесчинства янычаров. Можно представить, как тяжело армянам и как
велико их недовольство. Страна армянская бессильна, и, если не придет помощь
извне, выхода никакого нет. Ничего не утаивая, Эмин рассказал князю о цели
своего приезда в Лондон. Он собирается отправиться в Санкт-Петербург, встретиться
с августейшей императрицей, просить у нее помощи.
Позабыв о чае, князь Голицын внимательно слушал его. И когда Эмин закончил, медленно, подчеркивая каждое слово, произнес:
— Я вас понял, господин Эмин. Еще в тот день, в доме у лорда Индингтона. Но чем я могу быть полезен?
— Только одним, ваше сиятельство: мне нужен про пуск на въезд в Россию и, если не затруднительно, рекомендательное письмо.
Князь Голицын покачал головой, и Эмину показалось, что он собирается отказать.
— Так, так, господин Эмин. Ну что ж, постараюсь что-нибудь придумать. Зайдите через несколько дней.
Когда Эмин неделю спустя снова поднимался по ступенькам посольства России, он не был уверен, исполнит ли князь его просьбу. Он обещал, но неопределенно.
Однако Александр Голицын оказался хозяином своего слова. Когда Эмин вошел к нему, он сразу достал из ящика стола бумагу и протянул ему:
— Прошу вас.
«Ее императорскаго величества самодержицы всероссийской и протчее, и протчее, и протчее действительной камергер, чрезвычайный посланник при королевско-великобританском величестве, королевско-польского ордена белого Орла кавалер князь Александр Голицын.
Объявляю чрез сие всем и каждому о том ведать принадлежит, что показатель сего Иосиф Эмин арменин, по требованию от меня сего пашпорта, отправляется отсюда в Россию в столичной город Санкт-Петербург на корабле для исправления там своих партикулярных дел; чего ради снабдив сим пашпортом, всех во областях ея императорскаго величества всероссийской учрежденных везде по заставам господ командиров прошу не токмо свободно и без всякого задержания вышеупомянутого Иосифа Эмина с имением в проезде его до Санкт-Петербурга соблаговолить пропускать, но и в случае нужды ему всякое вспоможение чинить. Во уверение сего подписал я сей пашпорт собственною рукою и печатию моего герба утвердил.
Дан в Лондоне 24 августа 1761 года.
Князь Александр Голицын».
Эмин покинул кабинет Голицына, сжимая в руке драгоценную бумагу. Он не шел,
а летел как на крыльях, счастливый и радостный. Снова надежда на успех, снова
впереди дальняя дорога, незнакомая, чреватая опасностями, удачами, а может
быть, новыми разочарованиями — он еще не знает, к чему она приведет. Но в
этот момент в нем жило одно желание, одно стремление — достичь Санкт-Петербурга.
Достичь! Сейчас ему остается только воскликнуть подобно Юлию Цезарю: «Жребий
брошен!»
В тот же день Эмин поехал к графу Нортумберлендскому. Он не был у него после той памятной беседы. Без согласия и благословения своего покровителя он, конечно, не мог отправиться в путь.
Когда он сообщил графу, что вопрос поездки в Россию решен, тот грустно посмотрел на него и произнес:
— Я не стану удерживать тебя, сынок. Ступай своим путем, да хранит тебя бог!
— Благодарю вас, ваше сиятельство,— сказал Эмин.— Мне необходимо было ваше благословение, и я получил его.
— Одним благословением трудно обойтись в нашей жизни. Неисповедимы пути мирские. И жестоки. Ты получишь от меня и другие письма и рекомендации, без которых тебе будет трудно. Я слышал о том, что произошло на приеме в замке лорда Индингтона. Ничего, ничего, я не сержусь,— добавил граф, заметив, что Эмин хочет что-то сказать.— Нет, дело не в этом, хотя многие недовольны тобой. Старые друзья остаются старыми друзьями. Они, как и прежде, готовы быть тебе подмогой, поддержать в твоем трудном деле.
Для сборов в дорогу граф дал Эмину сто золотых, обещал в день отъезда вручить еще двести, а также посылать ему три года подряд, где бы он ни находился, по сто золотых. Эмину ничего не оставалось, как поцеловать старую дрожащую руну, которая Tint часто одаривала его своей милостью.
Миссис Монтегью и леди София Экртон вручили ему по шестьдесят золотых. Граф Ричмонд, старый и верный друг, подарил красивую одежду и отличный двуствольный пистолет. Кроме того, герцог Патл дал рекомендательное письмо посланнику Англии в России мистеру Кейту, доктор Секр — письмо на имя капеллана английской церкви Санкт-Петербурга мистера Дюмареска. Доктор Минси передал письмо личному врачу императрицы Елизаветы Петровны, который был его кузеном.
День отъезда приближался.
Эмин страстно хотел еще раз встретиться с миссис Монтегью. Он видел ее в своих мечтах такой, как в день первой встречи,— в воздушном платье, прекрасной и недосягаемой. Но миссис Монтегью в Лондоне не было. Эмин узнал, что она снова отправилась в свое поместье в Уэльс. Мысль о том, что он уедет, не попрощавшись с ней, была для Эмина нестерпима. Но и увидеть ее было бы больно: ведь предстояла разлука, и, возможно, разлука навсегда. Видимо, счел Эмин, само провидение решило положить конец его мучениям. Ведь он подобен человеку, нашедшему дорогое сокровище, которое у него немедленно отняли. Терзаемый тоской и сожалением, он взял в руки перо и написал миссис Монтегью прощальное письмо.
«Моя царица! Вчера я был на обеде у миссис Талпинт. Ей я поведал, о чем так
тоскует моя страждущая душа...
Я должен покинуть Вас, расстаться с Вами: не видеть Вас больше — ничем не измеримая печаль для меня.
Если это не уронит Вашего достоинства, напишите своему безумному пленнику, который еще здесь, в Англии, но скоро должен уехать, наверное, навсегда...
За меня не беспокойтесь, если снова услышите о моих неудачах. Да, неудачах, которые начинаются, когда я вдали от Вас. Я окончательно решил отдать свою жизнь за родину и должен выполнить все, что в моих силах. Ни о чем другом я не мечтаю.
Прощайте, моя несравненная, моя единственная любовь...
Ваш покорнейший слуга
Эмин. Понедельник, утро, 7 июля 1761 г.»
В ожидании парохода прошли недели. Миссис Монтегью молчала. Эмин счел это
добрым предзнаменованием. Никто не мог сказать, что бы произошло, окажись
она в Лондоне. Если бы она захотела, чтобы он остался, он бы ей подчинился.
В сентябре 1761 года Эмин наконец уехал. На этот раз путь в Армению лежал через Россию, он возлагал все надежды на помощь и поддержку русской царицы.
Книга I: гл.1
гл.2 гл.3 гл.4
гл.5 гл.6 гл.7
гл.8 гл.9 гл.10
гл.11
гл.12 гл.13 гл.14
гл.15 гл.16 гл.17
гл.18 гл.19 гл.20
гл.21
Книга II: гл.1
гл.2 гл.3 гл.4
гл.5 гл.6 гл.7
гл.8 гл.9 гл.10
гл.11
гл.12 гл.13 гл.14
гл.15 гл.16 гл.17
гл.18
| Дополнительная информация: |
| Источник:
Эдуард Авакян,"Одной жизни мало". |
| См. также: |
| Ованес Гукасян, Воскан Ереванци |